– Антон, а как так получилось, что вы, человек, не имеющий профессионального журналистского образования, вдруг стали достаточно популярным и известным журналистом?
– Это удивительный и неведомый путь. Изначально я учился в железнодорожном институте, довольно далекое от журналистики направление. Печатать терпеть не мог, то есть клавиатура была для меня пыткой. Копипаста в курсовых, признаюсь честно — это было наше всё. Интернет тогда в общем тоже довольно дохлый был. Но, потихоньку как-то втянулся. Начало положил ЖЖ (Live Journal). Мне стало интересно. Завёл там аккаунт, начал что-то пописывать, какие-то свои мысли, какие-то заметки. Потом временно забросил ЖЖ, перешел на другие ресурсы. И где-то в году 2008-м, наверное, меня на графоманию пробило. Захотелось писать больше-больше-больше, ну и работа к тому времени была несколько другая. Я работал в «Ротари клубе» и там приходилось много писать, были пресс-релизы, какие-то отчеты, статьи о проведённых мероприятиях. Стало получаться. У меня не было такой мысли, что я стану журналистом до, наверное, 2010-2012 года. А там вовсю пошло блогерство!
В качестве потенциального журналиста на меня обратила внимание известная в Самаре Нина Павловна Богаевская и она пригласила меня в «Самарскую газету». Откровенно говоря, мы не очень плодотворно поработали. Я для неё так навсегда и остался сетевым хомячком — это один из любимых терминов в отношении блогеров от Нины Павловны. Таким вот сетевым хомячком я поработал меньше 2 месяцев. Потом опять был период каких-то своих материалов, наблюдений публиковавшихся в соцсетях... Потом случился «Другой город». Это был 2015 год. В начале написал пару статей внештатником, потом Андрей Кочетков (главный редактор ДГ) и Женя Волункова пригласили пообщаться и временно заместить на новостях Женю Нектаркина. И Нектаркин вышел на работу, и я остался журналистом — писал статьи, репортажи, новости.
– Были же какие-то, видимо другие, жизненные планы до журналистики?
– Планы были разные, на самом деле. Я чем только не занимался. Был управляющим фирменного магазина ASUS, работал мастером и вел локацию на горизонтальном бурении, работал фотографом, занимался рекламой. Сейчас уже сложно вот так сразу вспомнить весь трудовой путь. В «Ротари клубе» я проработал семь лет администратором. Какие-то технические вещи и вся возня с компьютером, написание текстов и обработка фотографий, организация мероприятий. Там же верстка, полиграфия. Видимо, это всё и привело к журналистике.
После того, как большая часть команды «Другого города» ушла из издания, по известным причинам, мы работали волонтерами на «Том Сойер Фесте» и некоторые время я там был координатором. Мы штукатурили, красили. Как мне дед всегда говорил — работать не стыдно, стыдно не работать. Поэтому так вот сложилось.
Кстати, в «Комсомолку» я пришёл, изначально, в рекламу. Есть к этому, видимо, какое-то чутье. Писал коммерческие предложения, а судьба вот так распорядилась, что буквально через месяц я стал заместителем редактора по радио — программным директором радио «КП-Самара». С марта делаем всей командой программы. Стараемся, раскручиваем радиостанцию, которой, собственно, всего год. Примерно такой путь...
– Утверждают, что пишущие журналисты не всегда могут хорошо говорить. И наоборот. Тебе переход от текста к разговору легко дался?
– Работа на радио не сильно отличается от написания текста. Всё равно же мы работаем по какому-то сценарию. Перед передачей пишешь примерно тоже самое, что и статью, находишь интересных людей, спикеров, в идеале 2-3 мнения. Тоже самое ты делаешь на радио, только проговариваешь всё то, что хотел написать. В ходе эфира записываешь о чём ещё надо поговорить, следишь за тем, когда включается синхрон, принимаются звонки. Надо вовремя сообразить и успеть задать какой-то интересный вопрос или вывести на интересную тему звонящего слушателя или гостя в студии. По большому счету нет какой-то проблемы перейти от пишущего журналиста к радио. Нужно просто не волноваться, не переживать и не бояться микрофона. Вот и всё.
– А почему ты именно в «Комсомольскую правду» пришел?
– В «Комсомолку» я пришел, кстати, за Андреем Кочетковым. Только он занимается своей программой «Городская среда», а я целиком погрузился в редакционный процесс. Кстати, «Городская среда» изначально шла в записи. Андрей приглашал гостей, неспешно с ними общался, а потом всё это монтировалось и выпускалось. Когда я пришёл на радиостанцию, мне показалось, что нужно добавить больше динамики. Мы с Андреем поговорили, и мы вместе стали делать «Городскую среду» в прямом эфире. Это действительно добавило драйва и программа, которая и так была очень хорошая, стала ещё более живой.
Я никогда не думал, что приду работать сюда. Честно признаюсь, для меня от словосочетания «Комсомольская правда» всегда веяло детством. Я застал ещё пионерию, то есть, это всё у меня на глазах ещё было. И мне казалось, что это какой-то уже атавизм сегодня. «Комсомольская правда» есть, а комсомола нет. Но на самом деле это такое понятие бренда. Он есть и, черт возьми, зачем его менять?
Мне очень понравился здесь подход к работе, и я очень благодарен главному редактору Айне Утибаевой за то, что в «Комсомольской правде» порой не хватает времени даже на кофе, я здесь хорошо похудел! Зато у нас есть результат, который приносит удовлетворение. И мне нравится команда. То, чего очень сильно, на мой взгляд, не хватает многим. Это как раз то, что было в «Другом городе». Именно это и привлекло — все сплочённые, нет никакой разницы, делаешь ли ты материал для сайта или готовишь программу на радио. Мы делаем все вместе.
– Вы из «Другого города» ушли, выступив против цензуры. А в «Комсомолке» есть запретные темы?
– У каждого издания свой формат. Спортивные издания не будут писать о Большом театре, например. На нашей региональной радиостанции мы стараемся не говорить о политике вообще, для этого есть федеральный эфир с самыми разными экспертами. Мы же говорим о городских проблемах, говорим о проблемах жителей, обращаемся к чиновникам. Может быть, и это уже считается политикой, но, в моём понимании, региональная политика не так интересна слушателям.
Вот пример. Выходят молодые ребята с протестами. Хорошо, молодцы, это ваше право. Мы, кстати, и говорим об этом на радио, и об этом пишем — это просто информационный повод. Другое дело — как это подаётся. Если ты журналист, ты не можешь высказывать собственного мнения: «А я вот считаю, что толпа какая-то дебилов вышла». Или наоборот: «Вот ребята там вышли, тут кровавый режим, их там давят». Нет. Журналист даёт факты — эти вышли, говорили о том-то, другие вышли, говорят: «Вам нельзя», произошло следующее... Всё.
Где тут политика? Кто тут тебя зацензурит? Другое дело, что из «ДГ» мы ушли из-за того, что был конфликт понимания между инвестором и редакцией, что такое вообще СМИ. Видимо, он хотел, чтобы мы писали только о хорошем. Не знаю, не буду говорить за инвестора, я с ним, к счастью, не так часто контактировал, тут была битва редакторов за контент. Именно это непонимание — удаление материалов, которые были частично продублированы другими СМИ, и привело к уходу. Мы поняли, что работать так больше не можем. Хотелось, конечно, определённой романтики... Инвестор говорит: «Нет больше шеф-редактора», главный редактор говорит: «Меня тогда тоже тут больше не будет». И тут мы такие: «А чё мы не «Лента.ру» что-ль?». (Смеётся) Пишем заявление и уходим.
– Для вас так важно было отстоять свою позицию, свои принципы?
– Тут много разных «но». Например, в 20 лет, когда ты совсем молод и у тебя присутствует юношеский максимализм и романтика, тебе кажется, что решение, которое ты принимаешь здесь и сейчас, оно единственно верное, и ты сейчас что-то показываешь, доказываешь. На самом деле — нет. Есть определённые правила игры. Если ты с ними соглашаешься, то играешь по ним, если не нравятся или они поменялись, то ищешь что-то другое.
– Давай поговорим о твоих взглядах на журналистику.
– Для меня понятие журналистика не подразумевает того, что ты отстаиваешь свою личную точку зрения, пользуясь ресурсом. Либо ты интересно рассказываешь факты, либо надо уходить в блогеры. Блогер может от себя писать. Хочешь транслировать личное мнение — добро пожаловать в Facebook.
– Подожди. А как с цензурой в самарских СМИ?
– Я боюсь, что большинство изданий больше занимаются самоцензурой. Нет никакого категорического запрета на критику власти, например, хотя, кто спорит, есть масса тем, которые могут создать проблемы. Многое зависит и от формы подачи. Конечно, есть мелкие какие-то колкости. Например, когда издания называют иностранными агентами, а со стороны ты просто не можешь понять, за что.
Да, это неприятно. Это создаёт серьезные проблемы. Это заставляет тебя столкнуться с самой мерзкой фразой от твоих же знакомых или рекламодателей: «Ну, ты же всё понимаешь». Вот эта фраза — самое гадкое, что есть у нас. Не только в СМИ. Такое лицемерие с жалкой попыткой прикрыть себя. Но, тем не менее, если ты решил писать на какие-то острые темы, нужно понимать, что в этом, наверное, и есть журналистский драйв. Когда всё, что не убивает, делает нас сильнее. Если бы мы были суперзащищёнными — «пишу, о чём хочу», тогда это бы потеряло свой вкус, азарт и, наверное, писали бы не так интересно, как сейчас.
– К каким медиапропектам ты с уважением относишься?
– Мне до сих пор нравится «ДГ». Там сейчас главный редактор Женя Золотухин, там хорошая команда, они интересно пишут. Нашли какую-то свою нишу. Не скажу, чтобы она вся мне была очень близка, но, тем не менее. Я бы очень хотел, чтобы они нашли какой-то новый формат, раскрылись.
Нравится «Большая деревня». Честно признаюсь, читаю редко, но некоторые материалы мне нравятся.
– А по России?
– Думаю, каждый журналист читает «Медузу», «РБК», «Такие дела». Что там у нас ещё?.. Господи, да я даже грешу тем, что на «Medialeaks» захожу, собираю какие-то там прикольные новостюшки для нашей программы «Паниковский today”, перемешивая с региональными новостями с сайта «Комсомолки». Это тоже классный формат, который нужен и востребован. Естественно, «Знак.ком», «Ура.ру» я с удовольствием читаю. Не со всем соглашаюсь, но мне нравится, по крайне мере, подача материалов.
– А про радио и телевидение что скажешь?
– Сейчас про «Эхо Москвы» расскажу. Хорошие слова и плохие слова. «Эхо Москвы» мне очень нравится в плане того, что это очень живое радио, там много интересных спикеров. Я сейчас больше говорю про федералку. «Эхо Москвы» в Самаре держится героически, но, если уж говорить откровенно, мне не хватает там полярности. «Есть моё мнение и неправильное», — на мой взгляд, это неправильный подход. Я понимаю, почему такое происходит на региональном уровне. Разговоры на радио — сложный формат. Формат, который должен умудряться развлекать словами и давать ещё и уйму информации, а это очень трудоемкий процесс. Это не просто поставил музыку, проанонсировал, принял звонки и приветы передал — это сложнее. Но, тем не менее, я слушаю наших конкурентов и считаю, что «Эхо Москвы» свою нишу держит. Конечно, мы очень рассчитываем, что мы будем пересекаться по аудитории. Думаю, что мы уже пересекаемся. Здоровая конкуренция стимулирует!
Опять же, нельзя сказать, что если тебе нравится какое-то радио, то ты всё там слушаешь, нет. Даже на радио «Комсомольская правда» некоторые программы или спикеры могут мне лично, как слушателю, не нравиться. Но как редактор, я считаю, что именно так и должно быть. Одних будоражить, других поддерживать. Ну и опять же, задача радиостанции — это не просто «мы озвучили и думайте». Мы даем обратную связь и слушатели — полноправные создатели эфира. Разговорное радио как раз для того, чтобы подумать, поспорить и «Комсомолка» с этим сейчас очень хорошо справляется. Просто включаешь эфир и точно получишь эмоции. Будь ты там сторонником суперлиберальных ценностей, будь ты монархистом, будь ты консерватором — для тебя есть всё. Есть и повод гордиться, покивать головой, говоря «да» или закричать и швырнуть чем-то в радиоприемник. Я думаю, так радио и должно работать.
– А про телевизор? Ты его вообще смотришь?
Нет. Периодически случаются моменты, когда включаю какую-нибудь программу. Не спутниковую или кабельную передачу, не как мы с сыном сидим, смотрим что-нибудь научно-познавательное по Discovery, а какие-нибудь федеральные телеканалы. Скучно становится и, честно говоря, иногда стыдно. Потому что тратить время эфира на часовые разговоры ни о чём без обратной связи, или на одну и ту же тему — не вижу в этом смысла. Журналистика в идеале призвана для того, чтобы давать информацию, чтобы люди думали, а не транслировать им заранее сформулированную позицию.
– Хочешь сказать, что на телевидении ты бы не стал работать?
– На каком телевидении?
– Областном — «Губерния», «СКАТ», ГТРК...
– На мой взгляд, телевидение — это такая штука, которая уже начинает проигрывать интернету. Радио мы можем послушать в машине, на радио можно позвонить или написать, радио мы можем послушать в дороге в наушниках. Либо ты плейлист себе какой-то воткнёшь, либо просто радиостанцию включишь — через интернет, либо настроившись на волну 98,2 FM. В телевидении главное — картинка. Ты не можешь его посмотреть в машине или в дороге. И какой смысл?
Я верю в радио. Считаю, что радио будет жить и в 2083 году, как мы фантазировали в открытой студии на «Волгафесте». Возможно, изменится как-то форма.
– В каких СМИ ты бы вообще не стал работать?
– На федеральных телеканалах (Смеётся). Всё в этом плане очень сложно и никто не знает, что будет дальше. Телеканал — это эфирное время и есть редактор, который распределяет на свой вкус, и на свой взгляд, журналистов и тематику, которую он хотел бы продвинуть. Но между тем, включите ночью телевизор, по крайней мере, некоторое время назад, можно было включить в 2 часа ночи «Первый канал» и нарваться на какую-нибудь шикарную передачу, какой-нибудь документальный фильм, на какую-то интересную дискуссию, живую... Но в 2 часа ночи. И тут вопрос. Можно же делать? Можно. Хочешь ты в это время делать? Нет, не хочу. Как-то так. Кто соглашается, тот делает.
– Есть какие-нибудь ожидания от самарских СМИ?
– Я бы очень хотел, чтобы в Самаре журналистикой занималось как можно больше интересных людей. Дело даже не только в СМИ, просто создавать информационные какие-либо ресурсы, порталы. Я верю, что это возможно сделать и вижу, что это возможно сделать. Другое дело, что у нас всё сложно запускается. У нас между обсуждением дела и началом работы проходит какое-то неимоверное количество времени, когда тема уже умирает. Думаю, что это такая своеобразная самарская фишка.
Вот пример. Я несколько лет назад работал в Тольятти. Мы поговорили с тольяттинцами вот просто за чашкой чая, и родилась какая-то идея, через час мне уже звонят и говорят: «Движ пошёл. Мы уже организуем». У меня был шок. Я привык, что в Самаре промежуток между, когда ты озвучиваешь идею, например заказчику, и между началом исполнения проходит какое-то неимоверное количество времени. А тут — бац-бац и всё готово. Причём хорошая идея, сырая — не важно: война план покажет. Это же касается других регионов. Например, Екатеринбург. Там не боятся, по-моему, ничего нового. Запустили — ну, не пошло и не пошло. А у нас... То ли мы слишком осторожные, то ли слишком инертные. Может, Волга слишком медленно течет, или горы слишком низкие. Но расслабленность какая-то существует. И, наверное, в городе просто правда мало внимания уделяется тому, что здесь у нас происходит.
– Чего бы ты пожелал людям, которые запускают новые проекты?
– Главное наставление от Жени Волунковой, когда я начинал в «ДГ» было — «Не ссы!». Просто не бояться каких-то трудностей, проблем. Зажмуриться и делать. Если вы будете больше трёх раз собираться на обсуждение, то всё, считайте, проект уже мёртв. Один раз собрались — придумали, в следующий раз собираетесь уже для того, чтобы начать воплощать. Другого выхода нет. Поиск спонсора, ещё что-то, всё это нужно делать в авральном режиме — не спать, не есть и делать. Ну и вообще не лениться. Есть такая черта, к сожалению...
Беседовал Тимофей Королев