Поверх барьеров. Владимир Мукусев

Владимир Мукусев, один из ведущих телепередачи «Взгляд» и новатор жанра журналистского расследования, написал о том, какой была советская система массмедиа, со всеми её изъянами, запретами, цензурой, — но не только. Были и первые телемосты с американскими коллегами, и совместные телепроекты, и желание узнать жизнь друг друга такой, какая она есть на самом деле.

Телемосты

<…>

Телемост Ленинград — Бостон создавался по уже отработанной схеме. Было легче и, пожалуй, веселее. Чисто женский телемост предложили провести мы. Американцам идея понравилась. Она увенчалась успехом. Оказалось, женщины общаются более эмоционально и более доказательно.

«Секса у нас нет». Эта сакраментальная фраза, сказанная Людмилой Ивановой, администратором одной из ленинградских гостиниц, стала символом телемостов. В действительности же было так: во время телемоста Ленинград — Бостон между советскими и американскими женщинами шёл разговор о порнографии в кино и на телевидении и в этом контексте Людмила произнесла: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого», — после чего грянули смех и аплодисменты в обеих студиях и заглушили окончание фразы: «У нас есть любовь».

Когда я монтировал программу, Людмила Иванова позвонила мне прямо в аппаратную и попросила вырезать эту фразу. Смущение и тревога звучали в её голосе. Я встал пред дилеммой. С одной стороны, я понимал, что у Людмилы после выхода передачи в эфир могут возникнуть проблемы с её родными и близкими и просто с посторонними людьми. Она может стать героиней анекдотов. С другой стороны, по приказу вырезая из предыдущего телемоста всё про Сахарова, почти всё про Афганистан, убирать из передачи то, что точно объединило обе студии, — юмор, я посчитал невозможным. Я оставил эту «историческую» фразу, хотя и навлёк на себя гнев её автора. Однако сейчас гнев Людмилы Ивановой сменился на милость. Вот что она мне рассказала совсем недавно: «Сначала было страшно, потому что я была членом Комитета советских женщин и имела в кармане партийный билет. Меня сильно пожурили за то, что я вообще это слово произнесла. Этого слова мы не знали. Я первый раз тогда на телемосте сказала его вслух. Но телемост изменил мою судьбу. Я стала смелее. Это была первая необыкновенная передача, прямой взгляд на женщин Америки, и я перестала чего-то бояться. Я открыла свой клуб «Сударыня», а потом и вовсе стала знаменитой, у меня появилось больше клиентов».

Но главное — в другом: благодаря телемостам советские граждане впервые стали осознавать, что гласность, свобода слова и мысли — это не абстрактные понятия. А лично для меня в телемостах, а точнее в том фильме, который мы сняли через год после их выхода в эфир (одного нашего участника телемоста художника Андрея Яковлева мы привезли в Сиэтл, а из Сиэтла учителя физкультуры Роберта Морроу привезли в Ленинград), — вот что было важно. Когда встречались люди через космос, они настолько были зашорены, что были готовы вцепиться в прямом смысле слова друг другу в глотки. Непонимание было общим. Но как только мы сажали Яковлева с теми, к кому он пафосно обращался с экрана, за стол, через минуту выяснялось, что вся эта идеологическая шелупонь уходит. Остаются проблемы детей, работы, зарплаты, пенсии, стоимости дома и так далее. Одно дело — когда через космос, правильными словами защищая свою идеологию, другое дело — когда за столом, где можно выпить, закусить и поговорить о личном. Вот что такое для меня эти телемосты. Они изменили мой взгляд на Америку и на взаимоотношения людей в целом.

«Ленинград — Сиэтл. Год спустя...»

Завершился телемост Ленинград — Бостон. Что дальше? Конечно, любого человека, будь он тележурналистом или телезрителем, привлекает разнообразие. Творческий поиск продолжался. В Москву приехали американские коллеги с предложением снять серию из пяти телевизионных передач под общим названием «Фил Донахью в СССР». К этому времени у нас сложился дальнейший план сотрудничества: сделать фильм «Ленинград — Сиэтл. Год спустя...». Было решено, что один из американских участников этого телемоста приедет на съёмки в Ленинград, а ленинградец — в Сиэтл. Американцы выбрали для этой поездки ленинградского художника Андрея Яковлева, а мы — учителя физкультуры Роберта Морроу. Мы решили познакомить двух антиподов не на экране, а в жизни. Оказалось, что в гостях друг у друга градус противостояния снижается за первые же пять минут.

Учитель физкультуры из Сиэтла на телемосте говорил: «У любого американца есть мечта — быть здоровым, богатым и счастливым». И затем спросил: «А есть ли у советских людей мечта?» Этот вопрос не только о дне сегодняшнем, но и будущем, которое волнует людей на всех континентах. Поэтому Роберту Морроу и было предложено побывать в Ленинграде, вновь встретиться и с участниками телемоста Ленинград — Сиэтл, и с другими горожанами, чтобы самому получить на свой вопрос более подробный ответ.

На берегах Невы американские гости побывали в одной из ленинградских школ, где Роберт Морроу провёл урок физкультуры, а затем побеседовал с её учениками, в Русском музее, в Кировском театре, на молодёжной дискотеке, в городе Пушкине, у рабочих «Электросилы». Вот что о встрече на ленинградском заводе-гиганте сохранил телефильм:

Отрывок из телефильма «Ленинград — Сиэтл. Год спустя...»:

Рабочий № 1: Какими видами спорта ребята занимаются в вашей школе?

Сколько часов дети занимаются спортом в школе?

Рабочая № 1: Как широко у вас распространён русский язык?

Рабочий № 2: Вы поехали сейчас в Советский Союз, какие сложности у вас возникли с освобождением от работы?

Рабочий № 3: Как вы представляете своё счастье в двухтысячном году?

Рабочий № 4: Меня интересует всё, что касается молодых американских учёных.

Рабочий № 5: Насколько ваши сослуживцы знают нашу русскую классическую литературу или нашу современную литературу?

Рабочий № 6: Если взять среднего американца и среднего русского, то они очень похожи друг на друга. Так ли это? И чем они отличаются друг от друга?

Рабочий № 7: Как понимают свободу Роберт и Патриция?

Владимир Мукусев (за кадром): Встреча эта длилась несколько часов, и казалось, конца вопросам не будет. Причём вопросов взаимных. Причём отвечал на вопросы не только сам Роберт. Его жена много говорила о своих впечатлениях об организации труда на «Электросиле». Её это интересовало и волновало как инженера, как специалиста. А в конце в разговор, уже после Патриции, включились также и те, кто организовал в своё время телемост с американской стороны и кто снимал теперь вместе с нами эту программу.

В Америке нам неоднократно приходилось слышать такие заявления, кстати, они прозвучали и в телемосте: у нас, мол, хватает самой различной информации, в том числе и о Советском Союзе, только у людей нет интереса. Нет интереса! Каждый раз, когда видишь такой оживлённый обмен мнениями между советскими людьми и американцами, убеждаешься: да нет, интерес есть, причём интерес большой и взаимный».

Рабочий № 7: Скажи, пожалуйста, что бы ты делал, если бы через два года стал президентом Соединённых Штатов?

Роберт Морроу: Больше телемостов!

Особое впечатление на супругов Морроу произвела экскурсия по Пискарёвскому мемориальному кладбищу, самому большому кладбищу времён Второй мировой войны в мире. В братских могилах Пискарёвки покоится более полумиллиона человек. В страшную блокадную зиму 41—42-го годов здесь погребали по 8—10 тыс. ленинградцев ежедневно.

Отрывок из телефильма «Ленинград — Сиэтл. Год спустя...»: Владимир Мукусев (за кадром): О чём думают в этот момент эти молодые американцы? Может быть, о своих малышах, оставшихся в далёком от Ленинграда Сиэтле? Об их безоблачном пока детстве? И как долго будет длиться это «пока»?

Побывали Морроу и в гостях у Андрея Яковлева. Впрочем, встречи с ленинградцами — участниками телемоста Ленинград — Сиэтл порой специально не организовывались. Так было, к примеру, когда Роберт позвонил по телефону в издательство «Аврора» Наталье Смазновой и пригласил её... на Дворцовую площадь. Можете только представить удивление Наташи. Тогда и нам пришлось подтвердить по телефону, что это не розыгрыш и Роберт Морроу в Ленинграде. Их встреча состоялась, и Наташа показала американцам свой Ленинград.

Когда Роберт Морроу с супругой покидали Северную столицу, впечатлений у них было более чем достаточно. Тем более что раньше о Ленинграде и ленинградцах они практически ничего не знали. Но после шести дней, проведённых в городе на Неве, Морроу сказал: «Я не встретил ни одного человека в Ленинграде, с которым не хотел бы встретиться вновь».

Затем Андрей Яковлев стал гостем Роберта в Сиэтле.

Почему для поездки в Штаты мы выбрали именно Андрея? Всё, что он сказал в своём маленьком выступлении во время телемоста, всего-то пару минут оно длилось, но там было всё: «я вижу ваши лица», а если художник видит лица, значит он может перенести их на холст. Он сказал об Эльбе, а никто об этом не говорил. Он сказал про космос: «Когда встречались «Союз» и «Аполлон», нам стало легче жить в этот самый момент». И он говорил о мостах, о Петербурге, носителем красоты которого он являлся. Он заставил нас этим выступлением выбрать именно его. Ведь он фактически написал нам сценарный план будущих встреч и разговоров в Америке.

Андрей Яковлев, как, впрочем, и я, первый раз были в Америке. Вот что сегодня вспоминает об этом Андрей: «Терра инкогнито. Я ехал и думал: надо мне посмотреть Бруклинский мост, вспоминаешь сразу Маяковского, какое-то отчаянье. Вообще страшная страна! Ещё беглец наш! К невозвращенцам относились мы, прямо скажем, не лучшим образом. Помнишь, был ещё индеец гонимый и ещё учёный, который около Белого дома голодал? Потом бедные индейцы, резервации. Ну кто думал, что резервация — это то, что мы увидели? Это совершенно потрясающий если не гигантский совхоз в расцвете, то «Кубанские казаки», а точнее «Сиэтловские казаки». Мы думали, что там колючая проволока, гетто, в общем, ужас какой-то, а там...»

Отрывок из телефильма «Ленинград — Сиэтл. Год спустя...»: Владимир Мукусев (за кадром): Приехав в Сиэтл, мы решили сами посмотреть, как обстоят дела в стране равных возможностей с расовым неравенством. И попросили отвезти нас в одну из индейских резерваций. Казалось, что по зеркалу лесного озера вот-вот заскользит лодка Чингачгука, а с дальнего берега донесётся выстрел ружья Натебамбо. Признаемся, представление о резервации у нас существует как о чём-то вроде концлагеря, окружённой колючей проволокой, по периметру которой ходят шерифы с собаками. Резервация союза индейских племён Туалик

была другой. Несмотря на явное присутствие современной цивилизации, индейцы, или, как они сами себя называют, коренные американцы, ревностно относятся к сохранению своих национальных обычаев. Ни один праздник, ни один приезд гостя не обходится без индейских танцев, песен, состязаний и, конечно, постоянно звучащих индейских барабанов. А может быть, это только нам казалось, что барабаны бьют здесь постоянно? Индейский тотемный столб и американский флаг соседствуют здесь у входа в резервацию. Здесь полное самоуправление. Индейцы этого союза племён не считают себя ущемлёнными в правах и гордо называют себя гражданами США. Наш приезд произвёл маленькую сенсацию. Живых русских тут ещё не бывало. Принимали тепло, чуть не сказал «по-русски».

Стереотипы разрушались молниеносно. Единственное, что меня удивляло: почему некоторые роются в мусорных баках? Оказалось, что они ищут еду или металл, железные пивные банки (для нас они тоже были экзотикой), чтобы бросить их в автомат и получить несколько центов. «А почему они не работают?» — спросил я. Наш переводчик Пол мне ответил: «Не хотят работать, просто не хотят».

Разрушались чудовищные стереотипы. Но для этого была всего лишь неделя. Правда, встречи были так построены, что нас постоянно окружали радушием. Даже я адаптировался достаточно быстро. Ну а про тебя я вообще промолчу. Ну, как это можно было сесть в чужую американскую машину, носиться на этом «роллс-ройсе», когда мы не знали ничего более «москвичей» и «жигулей»?».

Мы действительно со всей страстью окунулись в атмосферу неведомой нам свободы. Наблюдали за тем, как ведут себя американцы, и с детской радостью повторяли за ними. На приёме у мэра Сиэтла во время фуршета не нашли, где присесть, и разместились всей советской делегацией прямо на полу. Ну а что касается «роллс-ройса». Ночью мы где-то гуляли. Увидели эту удивительную машину. И были потрясены. Её двери были открыты, а в замке зажигания оставлен ключ. Кто-то из наших американских друзей сказал, что автомобиль принадлежит его приятелю. Можно взять и покататься. Главное — вернуть потом на место. Я гнал по автобану со скоростью 150 и был счастлив, как мальчишка.

Рядом с нашей гостиницей был небольшой спортивный магазин. А там целая стена кроссовок. Это в то время, когда наша спортивная обувь называлась кедами и выпускалась заводом «Красный треугольник» в двух видах: красная и синяя. Объединяло их качество: через месяц подошва отрывалась. И ещё запах... Удушающий запах тухлой рыбы, который только увеличивался в процессе носки. Поэтому после урока физкультуры мы их быстренько снимали и брезгливо прятали в специальные мешки... И вдруг — целая стена удивительной спортивной обуви. А ещё стена мячей, ракеток, лыж... А половина магазина — это вообще вешалка с тысячами разноцветных спортивных костюмов. Цены мизерные. Всё это хотелось немедленно купить и бежать, прыгать, нырять, стрелять — одним словом, заниматься спортом.

Владимир Мукусев

Частный корреспондент